Долгим выдалось их путешествие. Бейн едва миновал, когда нанялся Вышеслав в дружину купца столичного, что на восток отправлялась, в земли тамошние за товарами чужестранными.  С той поры и был в дороге, что лежала сперва через леса, а затем и через степь бескрайнюю, ровную, словно стол, да жаркую, словно печь. Неуютно в той степи было. В седле сидишь словно мышь на заборе, того и гляди недобрый взгляд тебя высмотрит. И высматривали, бывало. Пару раз нападали степняки, чужим добром хотели поживиться, да не вышло. На охрану купец не поскупился.
А затем привела их степь в город большой, что между двух рек широких стоял. Людностью, пожалуй, и со столицей поспорить мог бы. А вот строениями больше табор цыганский напоминал. Каменных домов в нем по пальцам руки одной сосчитать можно, одни шатры кругом. Да и люди в нем другие — темноволосые, смуглые. А то и вовсе не люди попадаются, а другие, вроде эльфов, только крупнее да свирепее с виду.
С пол луны купец в городе том провел, все товары скупал, а затем,  накануне Луня обратно повернул. И снова степь потянулась бесконечная, так что Вышеслав даже счет дням начал терять. Лишь когда впереди леса знакомые показались, только тогда различать их и начал вновь. 
А теперь до столицы и вовсе не так уж долго оставалось. Правда, и купец особо не спешил. Знал от ведающих людей, что в год Орла осень долгая бывает да теплая, так что снегов раньше середины Девятой луны не ждать. А потому ни одной ярмарки не пропускал, ни одного базара, все диковинки чужестранные сбывал: каменья самоцветные, броши да подвески, обручья дорогие да мечи булатные, все, словно зубы драконьи, на подбор.
И на постоялый двор этот не случайно завернул, а с умыслом. В двадцати верстах отсюда город лежал. Пусть и небольшой, не чета столице, да только на праздник и в нем людно будет. Наедут на гулянья пахари с деревень окрестных, а под чарку да веселье какой мужик жене али отец дочке откажет?! Даже самый скупой и тот раскошелится. И пойдут по рукам броши да подвески.
Да и не только купец, Вышеслав тоже праздника завтрашнего ждал. Надеялся, что, может, выпадет ему не только добро купеческое охранять, но и в гуляниях да веселье поучаствовать. Вина горячего медового да пряного выпить. На кулачки с кем-то сойтись али в шапочном бою. Ради такого и неудобства мелкие потерпеть можно было. А были они, неудобства-то. Не часто на двор этот постоялый обозы крупные заезжали, а потому и не ждали таких тут.
Хозяин здешний, и жена с прислугой белками с кухни да на кухню метались, едва успевая столы накрывать. А комнат и вовсе на всех не оказалось. Только купцу с ближниками хватило, да дочке купеческой с парой челядинок, что за ней присматривали. Хотя, дочка, пожалуй, первая бы от комнаты отказалась да на телеге под открытым небом ночевала бы. Не девчушка – сорванец, только и мыслей, что на коня да вскачь.
Как купец говаривал, жена покойная еще могла с ней сладить да за прялку усадить, а после ее смерти некому стало. Из-за смерти жены он и в дорогу-то ее с собой взял, хотя соседи да знакомые отговаривали, побоялся надолго одну без присмотра родительского оставлять.

Хозяин в очередной раз протиснулся между заполненных людьми лавок, отвлекая Вышеслава от его мыслей, да поставил на купеческий стол нарезанный ломтями дежень. Его жена несла горшок сочива – то ли гороховой, то чечевичной похлебки, судя по запаху обильно сдобренной жареными луком да шкварками.
— Эй, хозяева, нас-то не забывайте – пива несите, — окликнул их сосед Вышеслава, Буслай Бермята. Прозвище ему неспроста дано было – внешностью на тура косматого походил, руками медведя заломать мог, хотя сам по себе душевный да сердечный был, и зверю, бывало, сочувствовал, не то, что человеку.
— Будет, все будет, гостюшки дорогие, — замахал руками хозяин, торопя жену свою вновь на кухню. И тут же обернулся к новому постояльцу, что только порог переступил. Обернулся и едва вздох тяжелый подавил. Впервые в своей жизни он был не рад гостю.
— И тебе здравия, человек служивый, — ответил он, напуская на себя все же радушный вид да вид здоровающегося оценив. – Уж прости, что так встречаю, да сам видишь: постояльцев у меня сегодня – медяку негде упасть. Ежели голодный с дороги – так вон за стол садись, где еще место есть.
Он махнул рукой в сторону стола, за которым сидели Вышеслав с Буслаем.
— Скажу бабе своей – саламату тебе принесет, мука овсяная еще где-то завалялась. Да репа печеная холодная есть. А за другое не обессудь, похлебки да каши, почитай, не осталось, разве то, что на столах. Пирогов и подавно. Ну, а ежели постой ищешь – так и вовсе тебе помочь не смогу. Все комнаты с полудня еще заняты. И в сарае положить не получится. Али с амбарником ночлег делить придется, али на конюшне сеновал у меня есть, только и он не свободен. С ними же опять договаривайся, — очередной взмах рукой отправил гостя все к тому же столу, за которым еще имелись свободные места. – Примут тебя подселенцем, твое счастье. Ну, а нет – разве только под телегой какой еще дерюгу постелю.
Новый оклик от дальних столов заставил его махнуть рукой, белкой крутануться на месте да броситься в кухню – жену поторапливать.

— И тебе здравия, человек ратный, — отозвался Вышеслав.
Нового постояльца он давно заметил, едва тот порог переступил, а потому и не ускользнуло от него, как тот хозяина осадил. Хотя чем именно осадил, не удалось разглядеть.
Да и трудно было незнакомца этого не заметить. Чувствовалось, что не просто так он оружием обвешался, не для того, чтобы собак пугать да девиц блеском булата начищенного охмурять, станет нужда — так и в ход пустить сможет. Почитай, родную душу встретил. А потому и пригласил:
– Не стой, присаживайся, в ногах правды, сам знаешь, мало.
Хоть и было его приглашение лишь данью уважению, и вряд ли незнакомец в нем нуждался – сам бы присел, коли схотел бы, и никто б ему в том не помешал. Оружие вон рядом с собой пристроил, чтобы под рукой было, ровно, как и сами охранники, что мечи да топоры рядом, при лавке держали. Одно слово – воин. Годами, пожалуй, старшего самого Вышеслава будет, а может и ровесник, только в жизни больше повидавший, а потому и повзрослевший сильнее.
Вопрос о том, куда путь они держат, сам по себе обычным был, вроде любопытства простого, чтобы разговор поддержать, пока рот горячим не занят. Да только на опыте своем знал наемник, разные люди на постоялые дворы захаживают. Бывают среди них и разбойники, что про купеческие обозы выспрашивают, чтобы дорогу узнать да засаду заранее подготовить. Так что не с каждым о намерениях разговоры вести стоило.
Да только на разбойника незнакомец не слишком походил. В разбойнике страх живет, словно в лисе, что в курятник залез. А потому такие либо в углу сидят, внимания чужого боятся. Либо, напротив, других напугать пытаются, чтобы за чужим страхом свой скрыть. А в незнакомце страха не было. Уверенность была, как у человека, что цену себе знает, но и других уважать не забывает. Да и люди его, которых на кухню он отправил, больше служилыми казались, чем татями с большого тракта. А потому, после недолгого раздумья, ответил Вышеслав:
— На гуляния завтрашние мы едем с обозом купца Жиряты Мокроуса, в Зубцов, — город так назывался, из-за стен своих деревянных, что частоколом зубастым в небо уходили. — Слыхал о таком? – а теперь уже и свой вопрос задать можно было, на чужой ответив. – А с чего спрашиваешь? Попутчиков ищешь?
Буслай, тем временем, хоть незнакомец и не голодал – лепешки вон ему подали, неторопливо пододвинул тому тарелку с нетронутым ломтем кулебяки да миску с копченым мясом, что на столе стояли. Пододвинул да предложил:
— Отведай нашего угощения, добрый человек, пока твое поднесут. А то нехорошо получается, одни едят – а другие глядят. Да и как звать-то тебя? Меня вот Буслаем кличут, а это побратим мой – Вышеслав.
Еще договорить не успел, а хозяин к столу снова белкой подскочил, кружки пивные в руках держа. Пена над ними горкой снежной поднималась, и тянуло от нее переваренным медом да ягодами лесными.
Хорошее пиво здесь было. Особенное. Не покупал его хозяин – сам варил, поди еще так, как деды-прадеды научили. Разве только хмеля в нем было маловато, зато других трав в достатке, так что и не скажешь сразу, что вкуснее.
— Будет похлебка, милчеловек, еще и лучина догореть не успеет, — произнес он, кружки на стол перед постояльцами расставляя. – И на тебя, и на людей твоих. Сочива, правда, уж нету… — осекся, покосился на незнакомца и торопливо добавил, словно прогневить боялся, — вот Пресветлая видит, что нету. Зато лука, яиц да хлеба старого в достатке. Моя баба с них такую похлебку сготовит, что с горшком проглотишь. А затем кура печеная будет, с утра еще яйца несла, а мявкать и не начинала… 
И снова прочь поспешил, очередным окликом привлеченный.
Вышеслав лишь хмыкнул, взглядом его проводив. Прежде хозяин только перед купцом так стелился, а вот с охранниками купеческими разговаривал уже свысока, словно показать хотел, что те, перекати-поле, мечами лишь своими богатые, ему, человеку зажиточному да хозяйство свое имеющему, не чета. И даже любопытство его разобрало, с чего такая перемена? С чего хозяин вокруг незнакомца, что таким же мечником простым казался, вьется, будто старый муж вокруг жены-молодухи, да ублажить пытается, чтобы к другому не ушла? Так что не удержался он, глотнул пива, мясом закусил да спросил:
— А еще скажи-ка, ежели не в труд да не тайна какая, чем таким ты хозяина пугнул, что он, ровно заяц около капустных грядок, вокруг тебя скачет?

Отредактировано Вышеслав (22 декабря, 2019г. 22:18:19)

— Ну, так, за то и плату получаю, — усмехнулся Вышеслав, которому слова Еремея о зоркости приятно душу погрели. Ведь в том, чтобы за добром купеческим следить да возможные угрозы ему подмечать, и была его служба. – Ты, Еремей, поди, и сам ворон считать не привык.
Ведь если бы считал, то не был бы старшим в их ратной троице.  Да и на службе не задержался бы.
А то, что ратники они не простые, а из войска царского, то многое объясняло, и пробившуюся в хозяине учтивость перво-наперво. Прав был Еремей, купцы – постояльцы выгодные, вот только они, как ветер в поле. Вчера еще дул, а сегодня глядь – его уже и след простыл. Беда придет – ищи, да не доищешься. Да и не каждую беду деньгами решить можно. Иногда и сила нужна. А надежнее силы, чем войско – в царстве Ланском не сыскать.
Потому и добавил, лепешки кусок отломив – нехорошо было от чужого угощения отказываться:
—   Ну, раз по пути, то вместе пойти можем. Если, конечно, не торопитесь слишком да оружейник тот вас с утра пораньше не ждет. Мы-то к полудню в город доберемся. 
Да и не нужно им было раньше, гуляния-то не с рассвета начнутся, почитай к обеду.
— А в том, что купец наш трем мечам умелым рад будет – то не сомневайтесь, — по губам наемника скользнула шутливая усмешка, — особливо, если за них платить не придется.
А дальше уже не до разговоров было, горячее хозяин подал – оно рот и занимало, пока совсем не стемнело, да на отдых выбираться пора пришла.
Голос женский, что внимание Еремея привлек, и Вышеслав услышал.
— Челядинки то, — пояснил ратнику, что уже из-за стола вставал, — за дочкой купеческой смотрят. Вдовец он, вот и возит ее с собой.
На том и разошлись.

Вот только Вышеслав за столом тоже не думал задерживаться. Жизнь его так приучила: выпала возможность есть – ешь, выпала возможность спать – спи, кто знает, когда в другой раз случай подвернётся.
— Пора на боковую, — предложил он Буслаю, пиво допивая, да только тот его предложения не разделил.
— Рано еще, — махнул рукой, одновременно и от побратима отмахиваясь, и хозяина призывая новую кружку пивную потребовать. – Не лето, осень на дворе, до третьих петухов еще отоспимся.
Вышеслав лишь плечами пожал, с лавки поднимаясь.
— Твое дело, — ответил да пошутил. – Но учти, будешь завтра в дороге носом клевать – мух отгонять не стану.
Облепят – твоя печаль.

К вечеру погода и вовсе испортилась. Ветер холодный поднялся. Небо тучами заволокло. Алань-луна своим бледным ликом сквозь них еле-еле пробивалась. И в свете ее призрачном трудно разглядеть что-то было.
Да хоть трудно, а движение сбоку, рядом с телегами, Вышеслав углядел-таки. Вроде фигура женская мелькнула в рубахе исподней да с волосами распущенными, словно с постели только.
— Эй! – окликнул. Да только Алань некстати в тучи нырнула, так что теменью все заволокло. А как вынырнула, той фигуры уже и не было  — ровно привиделась.
Порыв ветра налетел, до костей холодом пробирая. И передернув плечами, пробормотал наемник:
— Крепкое у тебя, хозяин, пиво, только мавок с него гонять мне еще и не хватало.
Вокруг телег побродил, убеждаясь, что, в самом деле, нет там никого, да к конюшне направился, у ворот которой факел одинокий горел, ночующим дорогу освещая.
Именно в его свете и углядел в середине фигуру чужую. Подобрался было, вора заподозрив, да вовремя ратника давешнего признал.
— Не спишь еще, Еремей? — окликнул того, порог переступая. Вспомнил, как собирался тот с амбарником о ночлеге договариваться да добавил. – Али получше амбара место ищешь? Коли так, то на конюшне можешь с людьми своими лечь. Там, — кивнул он на сеновал над воротами, куда лестница-вязанка вела, — места дюжины на две хватит, а нас куда меньше будет, авось не потопчем друг дружку. 
Кони встревоженно фыркнули, заставляя его осечься да оглянуться, в темноту ночную вглядываясь, да только ничего там не углядел, а потому продолжил:
— Сам же знаешь, что духи амбарные, гуменные да овинные чужаков не слишком по ночам жалуют. Могут и руки-ноги скрутить.
Так, по крайней мере, старики говорить любили. И хотя не верилось, чтобы хозяин постояльцев к такому духу отправил, все равно ночью тревожно могло быть. Лучше уж под телегой, чем к каждому мышиному скрипу прислушиваться.
— Или заговор у тебя какой есть на этот случай? 
Снова кони всхрапнули, и эхом их храпу зазвучал вой, принесенный порывом ветра. Далекий вой. Видать волчья стая к ночи на охоту вышла. Да только вряд ли стоило ее опасаться: осень долгая, снега еще не было – не станут волки близко к жилью подходить, им и в чащобе добыча найдется. Хотя, с другой стороны, лошади встревоженные – не лучшие соседи, как бы спать не помешали.
— В общем, сам решай, где лучше будет, — подытожил он, да принялся по лестнице наверх карабкаться.
Сено свежее было, пахло так, что дух забивало. На таком спать одно удовольствие. Голову только положил и не заметишь, как глаза сомкнулись. Так с ним и случилось. Едва устроился поудобнее, так и сморило. Даже не слышал, что  там Еремей с ночлегом решил.

Отредактировано Вышеслав (28 декабря, 2019г. 21:27:53)

Тихо ночь прошла. Никто не потревожил. Ни волки лесные, ни кони испуганные, ни дождь холодный, мелкий, что после полуночи припустил, по крыше конюшни каплями шурша, да лишь ко вторым петухам угомонился.
Незадолго до третьих Вышеслав сам проснулся. Огляделся по сторонам, ратных замечая, что его приглашение на ночлег приняли, да к Буслаю подобрался, будить того принимаясь. Да только не спешил тот подниматься, видать, с пива тоже мавок гонял, только во сне, так как спросонья улыбался глупо да к себе звал, норовя за пояс обнять. Еле растолкал.
Во двор спустились они еще затемно. Не было времени разлеживаться. Пока коней своих оседлаешь, пока сам соберешься да перед дорогой перекусишь — день-то долгий предстоял да тяжелый.
Купец это тоже понимал, потому как и сам не спешил, и людей своих не торопил, только на хозяина покрикивал, чтобы тот с завтраком не тянул.
Да только не удалось им позавтракать. Только-только с кухни яичницей печеной потянуло со смальцем да луком, как прибежала девка-челядинка сама не своя, в ноги купцу плюхнулась да пролепетала, что дочку его нигде найти не могут.
Поначалу никто беды не почуял. Думали, дурачится девчонка. Под дерюгами глянули, что телеги накрывали, на чердак заглянули, затем в амбар. И вот только когда ясно стало, что нету дочки купеческой на подворье вовсе, тогда и поняли, что беда пришла.
В купца тут словно Рогатый вселился, сперва на челядинку с кулаками набросился, хорошо хоть уняли. Затем охранников своих бездельниками обозвал, что дите его единственное не уберегли, сказал, что не медяшки им не заплатит, ежели та не сыщется. А затем и ближникам досталось, что образумить его пытались да говорили, что дочка, поди, утра не дождалась да в город сама подалась – вчера только и разговоров от нее, что про гуляния было, а потому за ней ехать надо.
Несправедливыми Вышеславу те упреки казались. Не в мамки-няньки он нанимался, и не его забота была за дочкой присматривать, для того слуги есть. Да только и горе купеческое понимал. Что тому золото да каменья драгоценные, если ребенка единственного потеряет. И помочь хотел, не ради платы обещанной — по-человечески.
Знать бы только, где сыскать пропажу. Могла она пехом в город податься? Могла, с нее станется. А могла и просто за ворота выбраться, места интересные посмотреть. Вот только будучи не здешней, вряд ли она сама их знала. Разве только подговорил кто. А вот кто да с какой целью?
Да и мавка вчерашняя покоя не давала. Вдруг не с пьяных глаз привиделась? Вдруг, в самом деле, была? И не она ли свела девчонку?

За этими размышлениями и застал Вышеслава голос знакомый. Видать шум, купцом устроенный, незамеченным не остался, вон и ратные на него подтянулись.
— Не поминай ты лучше волков, Еремей, — махнул рукой в ответ на вопрос. Не по себе становилось от мысли, что девчонка, ночью по глупости своей за ворота выбравшись, волкам в зубы угодила. – Недоброе утро у нас… Дочка купцова пропала. Вчера вечером, как обычно, спать с челядинками легла, а утром проснулись, а ее лавка пустая. Куда делась, ума никто не приложит. Кони наши все на месте. А подворье все облазили, а ее и след простыл. Купец вон сам не свой от горя.
Словно в подтверждение его слов Жирята Мокроус, отмахнувшись от очередного ближника, что все в город его ехать призывал, руки к груди прижал да в толпу выкрикнул, обещая тому, кто дочь его найдет любую награду из богатств его чужеземных. Аж неловко за него стало, что в таком деле да в помощь от чистого сердца не верит — богатства сулит.
— На кухню пойду, — подал голос Буслай. – С бабой хозяйской переговорю да с прислугой ихней. Может, кто что видел. Мне-то поди не соврут.
И усмехнулся криво, привычной своей усмешкой, что вроде улыбки звериной была — не поймешь, то ли радуется тот, то ли щерится.
В ответ Вышеслав кивнул, соглашаясь.
— Иди… А я за ворота выйду, может, дождь не все следы смысл, — и к Еремею обернулся. – Но сперва с тобой поговорить хочу, ратный. Прости, что с дорогой задерживаю, но сам все видишь… Скажи, не видел ты ночью ничего странного, али слышал что?
Неловко было признаваться, что сам, пива напившись, как убитый спал. В колокол над ним били бы и то, поди, не проснулся бы.
— А еще скажи, нет у вас в округе разбойников, что могли бы девицу ради выкупа али с другой целью выкрасть? Да и вообще, совет подскажи какой. Может, по службе прежде приходилось тебе людей искать.

Отредактировано Вышеслав (31 декабря, 2019г. 16:43:23)

Неловко было ратного своими бедами отягощать. Не его заботой  была пропавшая дочка купеческая. А потому и в помощь с него хватило бы и совета простого. Вот только советом он не ограничился, делом помочь захотел, даже в ущерб своим делам.
Оно понятно, конечно, что до города телеги довезти и младшие стражники смогут. Да ведь только случись что с ними в дороге, отвечать все равно Еремею придется. С него спрос, как со старшего. И вряд ли сам он того не понимал, а все равно в беде не оставил. Такая помощь вдвойне ценна была.
— Спасибо тебе, — ответил Вышеслав, и в мыслях не имея от нее отказываться. – Должником твоим буду.
Неважно, найдут они девчонку или нет, а будет. Хотя, дай Пресветлая, чтобы нашлась-таки дуреха, живая да здоровая.
И хотя поиски ее отлагательств не терпели, ратного наемник все же дождался. Вдвоем следы искать сподручнее было. Где один пропустит, там другой заметит. Было бы что замечать. Дождь осенний дорогу за воротами в грязь превратил, все следы подчистил. Тут, поди, и конный отряд бы незамеченным остался, не то, что девчонка одинокая.
Одно только Вышеслав сказать мог точно: не открывались ночью ворота. Скрипели те больно, когда распахивал он их, видать, давно не смазывались. В ночной тишине такой скрип внимание чужое привлек бы. А значит, либо через верх купеческая дочка перебралась, либо через лаз в заборе. Первое вернее, ежели сама сбежала. Второе, ежели умыкнули ее. Жаль только неведомо, как на самом деле было.

Пока Вышеслав грязь дорожную месил, следы ища, Еремей кое-что дельное в кустах углядел — ленту нарукавную, не узнать которую сложно было.
— Знакомей некуда, — ответил наемник, чувствуя, как при виде цветной полоски чувство тревоги, поселившееся в груди еще с самого утра, как только о пропаже стало известно, шевельнулось с новой силой — словно змея холодная под камнем завозилась. – Смиляны это лента, дочки купцовой, рукава рубахи такими у нее подшиты были, чтобы не мешались.
А впрочем, не то было важно, что подшиты, а то, как оторваться ей удалось. Ветка от дерева, чай, не когти звериные, от нее отцепиться проще, чем рубаху рвать. Разве только бежала куда-то девчонка в спешке или страхе, али силой ее волокли.
Снова вой волчий вспомнился, будь он не ладен, и, мотнув головой, чтобы мысли тяжелые отогнать, наемник огляделся, другие сломанные ветки высматривая. Да только не было их, свободно кусты расступались, путь с дороги в лес открывая. То ли случайно так вышло, то ли давно кто-то путь этот себе через них проложил. Да только кому был нужен тот путь сбоку от ворот? 
А в следующий миг догадка в голову одна пришла. И чтобы проверить ее, бросился Вышеслав к забору, напротив хода в кустах. Одну доску пнул, вторую, а третья от его пинка заскрипела да покосилась, лаз в заборе открывая, за которым аккурат телеги купцовые угадывались. Те самые, рядом с которыми ему вчера девица в исподнем виделась.
— Вот тебе и мавка, — пробормотал он, к ратному обернувшись. – Не показалось мне, значит.
Не иначе как через этот лаз купеческую дочку и свели.
— И что теперь будем делать, друг Еремей? Сразу следы в лесу искать?
Если девчонку силой тащили, то и другие обрывки рубахи быть могут. Вот только лес – не собственная мошна, где каждая монета наперечет. Долго в нем искать придется, аж на три стороны света. 
— Али все-таки сперва с прислугой говорить?
Хорошо, ежели знает та что, проговорится да дорогу подскажет. А ежели нет? Тогда только время они потеряют, да одинаково по лесу тыкаться придется.

Прав был Еремей, поздновато они спохватились по лесам бегать. Ночью смысл еще был бы, коли б вовремя беду услыхали. Так ведь не услышали же — спали, головой в сено уткнувшись. А теперь, что уж за упущенным гнаться, ту самую голову сломя? С умом действовать надобно.
— И то верно, — кивнул Вышеслав, обратно к дому направляясь.
Пожелание о полюбовнике заставило его головой мотнуть. Вряд ли бы купец с ратным согласился бы, коли о таком бы услышал. Хотя, что греха таить, такая компания куда лучше разбойничьей, да безопаснее.

Первыми для разговора повстречались им девки-челядинки, что за Смиляной присматривали. На них они с расспросами и насели.
— Все здесь, — отвечала на вопрос Еремея сквозь всхлипы первая девка. Кажись, Живкой коротко ее кликали, а вот как полностью, так то Вышеслав и не ведал, да и дела ему не было. – Все вещи ее на месте, только то, в чем вчерась к ужину пошла, в том и пропала.
Наряд ее вчерашний Вышеслав хорошо помнил, потому как часто в нем она появлялась: рубаха, сарафан вышитый, разве только ленту новую одела, жемчугом мелким шитую да с золотыми кольцами височными. Ну, так то не дивно. На людях покрасоваться какой девице не захочется.
Хотя, может ее красование и привлекло к ней внимание разбойничье?
— А за ужином никто к Смиляне внимания не проявлял. Может, кто пялился на нее? – спросил Вышеслав.
Та, что Живкой кликали, лишь всхлипнула. Зато вторая голос подала.
— Да нет, не было того, — ответила. — Смирно все прошло. Поужинали мы, да Смиляна к себе поспешила. Умаялась она с дороги. Почитай, уже которую луну то в седле, то на подводе сидит. Это вам не в тереме на лавке рассиживаться. Какой девице то под силу. Вот и умаялась.
Не сказал бы Вышеслав, что дорога была дочке купеческой в тягость. Все время весела она была да любопытна, но спорить не стал. Может, челядинкам-то было виднее. Может, просто на людях девица слабость свою показывать не хотела, вот и прикрывала ее весельем.
Только добавил.
— А вы, видать, тоже умаялись, раз не слышали, как ее с постели умыкнули.
Живка от его упреков снова в слезы ударилась, зато вторая крепче оказалась, хоть и вздохнула.
— Что есть – то есть, — ответила, — не отпираемся. Хотя сами не знаем, как так вышло. Всегда мы чутко спим – комар разбудит, а тут и дверь скрипучая, тихо не отворить, а не слыхали… Словно водой мертвой нас опоили.
И с этими словами на кувшин украдкой покосилась, что на столе стоял. Не иначе как с водой питьевой.
И вот с чего косилась, спрашивается?  Неужто подозревала что?!
Перехватив ее взгляд, Вышеслав на Еремея посмотрел да глазами на кувшин указал. Дескать, может, и в самом деле подмешали чего в воду челядинкам да купцовой дочке. Проверить бы.
А с другой стороны, кому это надобно было? Хозяину от жадности? Да только стоило ли ему так рисковать? Поди, постой купца ему дохода немало принес. Так зачем к нему скандал примешивать?
Али сама дочка купцова что прислужницам своим подмешала, чтобы не мешались. И в свете слов Еремея о полюбовнике, не таким уж глупым предложение это показалось.
— А что сама Смиляна? – подумав, продолжил спрашивать наемник. – Может, она на кого заглядывалась?
Живка от его слов аж хлюпать перестала — разозлилась.
— Все у вас мужиков одно на уме, — выпалила.
Вышеслав лишь плечами пожал. Ничего плохого он не спросил. Смиляна – девка ладная, и годы подходящие.
— А что такого-то? – добавил. — Дело-то молодое да житейское.
Вторая прислужница тоже забеспокоилась как-то, словно и ей вопрос не по душе пришелся.
— Может и житейское, — ответила, — да только где ее, любовь-то, в разъездах сыщешь? Так что нечего на хозяйскую дочь напраслину возводить. Нету у нее никого.
Да только фальшиво как-то ответила. Или то только ему почудилось?
И снова Вышеслав на Еремея покосился, пытаясь понять, что тот про разговор думает. Стоит им тут дальше продолжать али дальше идти.

Содержимое кувшина ратный может и не распознал, а вот на догадки дельные оно его навело. Догадки о псах хозяйских, что двор постоялый стеречь должны были.
Должны. Да только не слыхать их было, ни вчера вечером, ни сегодня с утра. А ведь днем вчерась, когда купеческий обоз только-только на постой становился, они лаем заходились, да так и норовили, то лошадь за ногу ухватить, то человека за голенище.
А уж волчий вой и вовсе должен был их в ярость привести. А ведь молчали. И спать не мешали. Не иначе как тоже воды из кадки глотнули.
— Дела, — только и протянул наемник, понимая, к чему все клонится. А уж увидев псов, сонных да вялых, и вовсе ругнулся про себя.
Выходит, давно уже охочие до чужого добра руку набили наживаться на этом дворе. И лаз тайный проделали, и собак наловчились усмирять. Уж не хозяин ли за ними стоит? Али кто из его родни?
Вот только, что толку гадать,  доказательств на руках не имея? Если хозяин и виновен – то так просто не признается,  доказывать его вину придется, если же нет – то и подавно признаваться не станет.
Так что прав был Еремей, в лесу искать надобно. Глядишь, и найдут чего.
— У ворот, — кивнул Вышеслав, — Буслая только предупрежу.
Услышав о лазе в заборе да собаках сонных побратим тоже в лес идти вознамерился, да только отговорить его пришлось. За хозяином присмотреть следовало, и за другими местными. Вдруг кто выдаст себя неосторожностью какой. На том и порешили.

Встретились Вышеслав с ратным у ворот, как и договаривались. К тому месту вернулись, где лента Смиляны нашлась. А вот куда оттуда путь держать – так это еще вопрос был.
— Пойдем что ли туда, — предложил наемник, рукой махнув в сторону, где, как ему казалось, лесная подстилка более утоптанной была. Знать бы еще, кто ее утоптал. А то может волки те самые путь этот и проложили.  И приведет он их к логовому волчьему.
Шли долго, да небыстро. После дождя размокшая земля, смешанная с листвой опалой, скользила да чавкала, словно жижа болотная. Вот-вот, казалось, оступишься, да провалишься в нее, по щиколотку увязнув.
Не болтали – знали, что лес лишнего шума не любит. Больше по сторонам смотрели, да птиц слушали, не подскажут ли те чего.
А затем дымом в воздухе потянуло. От неожиданности Вышеслав аж споткнулся. Ухватился за ближайший ствол, да повернулся к спутнику.
— Чуешь? – спросил. – Вроде как костер кто-то жжет.
А значит, не волки подстилку-то утоптали.
— Не ошиблись, выходит, с дорогой.
По губам Вышеслава скользнула легкая усмешка. Вскинув голову, он присмотрелся к уже пожелтевшим листочкам на деревьях, пытаясь понять, куда ветер дует да откуда дымом тянет.
— Прямо нам, похоже.
Теперь и идти как-то легче стало. А запах дыма все сильнее становился, а вскоре к нему и другие запахи примешались. Не иначе как кашеварил кто-то посреди леса. А затем среди стволов мелькнула дымное облачко, горе-кашевара выдавая с головой.
Пришлось сбавить шаг, да к поляне, над которой дымок кружился, подойти крадучись, за деревьями укрываясь. А затем и вовсе затаиться, чтобы оглядеться по сторонам.
Первое, что в глаза бросилось, это костерок в земле, котелок над ним, да мужичонка щуплого виду в драном кожухе, что над котелком тем колдовал, грибы рубленые в него всыпая. Затем шалаш Вышеслав углядел, большой – людей с десяток вместить сможет. А значит, не один кашевар тут был, хотя подельников его пока не видать. Да и купеческой дочки тоже. Разве только в шалаше ее спрятали, связанную.
— Что скажешь, друг Еремей? – вновь обернулся наемник к своему спутнику. – Покажемся, понаблюдаем пока али шалаш потихоньку проверим?