Ладомира любила дом своей наставницы, почти как отчий, разве что этот дом был меньше, да и загадочнее. Прошка, пустомеля, мельничий сват, говаривал, что у ведьмы всегда темно да мокро, а что ведунья, что ведьма, что травница — все Божине едино. За что бывал часто бит братьями. Но не о Прошке речь, а о доме наставницы. Ладушка еще раз осмотрелась, аккуратно снимая с притолоки один из висящих там сохнущих пучков трав. Те, кто к югу да от печи подальше уже сухие совсем, а у самой печи, на брус, что основание аль ляльку в иных семьях держит, повешены на пеньковую нить, самой Ладой выпряденную, давече собранные травы, последние ромашки и лютики, с которых некогда многое для Любушки и началось. По сей день дом наставницы кажется девушке сказкой, наличники, что краше многих деревенских, батюшкой да его братанами и сватами выправляемыми, когда Лада еще в отроках не бегала. Еще большей сказкой кажется ей дом не снаружи, а изнутри. Травы, соленья да варенья, что по всей светлице расставлены да развешены, окромя разве Красного угла, где лик Богини и воина защитника на лубке стоит, да подношения домовому, да духам предков. Любаша сама туда не раз и не два дары деду да бабке ставила, хоть в сем доме только бабка в девках жила. А подполом тоже свое богатство томилось, настойки разные, ягода да яблоки моченые, да грибы соленые, капуста квашенная... Удались в этом году яблоки, особо у кузнеца удались, сладкие, наливные, откусишь, прям сок по рукам течет. Ладушку наставница угощала, когда кузнец их в плату за чарку принес, а Прошка сам лазил да бахвалился, вот только был кузнецом бит нещадно за проказы эти. Лада же кузнеца боялась, да и как не бояться, коль ему сам Воин потворствует, огонь в кузне разжигая, не дело травнице кузнецу мешать аль дорогу переходить, но яблок хотелось... Ладушка тяжело вздохнула, да отделила от пучка очередную травинку, споро с нее листья в одну ступку, а цветы в другую отделяя. Колюч чертополох, да больно полезен, да и обереги сильные из него делаются, даже людьми без дара заговариваются, как мамка сказывала. Вот только наставница все больше его в лекарства добавляла, оберегам не доверяя. Растирала, смешивала, да в печи с другими томиться для настоя целебного оставляла. Вот Ладушка и помогала, травы измельчая, а затем смешивая, чертополох да ромашка, да солоды корень, чтоб пострельцы, давече под дождиком на речку рыбачить бегавшие, не заболели, да кашлять не начали...

Мирно работа ладилась, уже закипела водица, в горшке в печь поставленная. Затем, будто бы танцуя свой танец на поверхности воды опустились сначала солода, что дальше всех воде силу отдавала, закипела, да забурлила, цвет меняя. Золотом темным, старинным окрасилась вода, а по светлице потянулся сладковатый целебный запах. Уже в достанный из печи горшок надобно вбросить смесь ромашки да чертополоха, когда раздался стук в дверь. Ладомира тяжко вздохнула, подхватила горшок ухватом, да обратно в горнило вернула. Не терпят травы спешки, а вот солодка тепло любит, не надобно дать довице остыть, да и передержать нельзя. Вот впустит гостя, пригласит с собой в светлицу, да и опять горшок достанет, да неспешно травы, что не успела бросить, добавить. Ведь размешать надобно дюже тщательно, а нето силу травы, на пренебрежение обидевшись, отдавать откажутся, и окажется отвар целебный не целебным, а так, водицею, привкус имеющей. Затворив устье, девушка сразу метнулась к дверям. Гостя пустить так надобно, чтобы жар, что в избе натоплен, не ушел.
Предбанник, сени — все это пролетела Любушка едва двери притворяя, даже платка поверх платья не набросив, да даже лаптев не надев. Дверь отворила, на гостью вглянула, наука наставницы вспомнив и улыбнувшись приветливо. Яшка, дочь мельникова, ведьмою не так давно ставшая.
— Ясминка, по делу аль просто зайти? У меня тут отвар в печи томится, так что заходи, да только жар тоже не выпускай, нонче холодать стало, а то скоро  холода придут, вот их дыханье уже по ночам чувствуется, да еще не все травы погубило, но в печи уже воет... Да и стынет, дожди пошли...
Людомира постронилась, ведьму впуская, зная, что не со злом пришла, редко кто к травникам со злом приходит...

Ладушка впустила гостью, улыбнувшись приветливо, да и что не улыбаться, коль гостья приятна. Ведуньина ученица, силу недавно получила, Лада всегда считала, что пусть и мельникова дочка, но всех делом занята, вот сватья кузнецова всем хороша, да только окромя языком мелеть ничего особо не делает, блага ни себе, ни иным не принося. Впустила, да двери притворила, но двери притворяя проверила, чтоб не хлопнула дверь, домового не тревожа, что под порогом дом по поверьям обретает. Затем и сени минули, красному углу привычно поклонившись, последнюю дверь притворили. Лада, зная, что ведьма юная не обидится, сразу к печи проскочила.
— А наставницы нет, она в лес ушла, последыши собирать, да бруснику примечать. Вот морозы ударят, сменяя собой дождливую пору, рябина да брусника сладости наберутся, так и пойдем уже их собирать... Ясминка, послушай, а может я помочь могу, хозяюшку заменяя? — Лада споро ухватила ухват да горнило открыла, а затем и горшок с настоем солодки достала, на стол поставила, а затем новый горшок, полный воды колодезной, что своего часа ждал у печи, в горнило вернула. Иван чай ближе подвинула, но с ромашкой и чертополохом не смешивая. — Откушашь ли со мной чаю, Ясминка? Быть может тогда и наставница воротится, коль мне дело доверить не сможешь, ее хоть дождемся, о том о сем побалакаем?
А тем временем руки Ладушки без дела не оставались, наконец и отвар последними травами дополнился, а губы привычно заговор прошептали, о здоровье травы прося. Ведь, пусть нету у Ладушки силы колдовской да сил ведуньеных, но слышат же травы голоса травниц, впитывая их мольбы да слова...

Руки Ладушки споро отбирали листы Иван-чая, от стебля их отделяя, да пух, что нет-нет, да меж цветов сушеных попадался, в сторону отбирая.  Из листьев да цветов чай да вкуснее будет. А затем, на цыпочки поднявшись, ухватила пару листов из другого пучка, дабы чай вкуснее да ароматнее был.
— Благодарствую, Ясминушка, да вот только ли к лицу за отношение человеческое, да просто помощь соседскую дары принимать? А хулу, коль дурного человек ничего не свершил, то не к лицу божиненым детям на него жаловаться. Не зла же людям желаешь, в нечистью сговорившись, а благо несешь. Вот только благо не всегда видно... Не сразу дети Божини благо видят, не сразу добро осознают. Не все то добро, что мягко стелится, часто добро и в Воина доспехах приходит... А помянуть, так баба Таша была доброй, по Божиненым законам жила, зла за собой не несла, без помину и блага оставшимся под дланью Божини не будет. А мирно, пока зла не несешь, Яснимка, жить и будем, все ж добрый мир лучше обид. Вот только я все на Лусью злюсь, простить не могу, хоть наставница и матушка ругаются.... Глупая я еще, Яська, глупая...
А тем временем и вода колодезная забурлила, в горниле нагревшись, от углей жар перенимая. Горшок с водицей бурлящей Ладушка споро достала, да травы, для чаю заготовленные, вкинула. Затем обратно вернула, следовала пол щепки еще в горниле чай подержать, давая травам в жаре горнила силу свою с водой перемешать, вкус и цвет отдавая. А тем временем девушка захлопотала вокруг стола, остатки трав в нужные горшочки, заранее подготовленные, убирая, пыль смахивая, да скатерку растилая, а затем и мед да варенье малиновое, хлеба да пряников, да прочей снеди на стол доставая. Венчали все две чарки, под чай братцем выструганные, да расписанные.
— Да, Ясминушка, не мне решать что отдать можно. Но я сказать могу, что в сей год уродилось, а что нет, все легче с наставницей говорить будет, — Ладушка улыбнулась ободряюще, наконец чай доставая, на шесток ставя, а затем полотенце подхватывая да по чарка отвар споро разливая. — А в садике многое под мои надзором растет, от мелисы пряной до осенников...

— Да, не гоже ведующим да в раздоре и разладе пребывать. Наставница тоже так часто говаривает, очередной наставительный подзатыльник мне-неразумнице давая... — Лада хихикнула, да на Яснминку посмотрела. — Ясминушка, а дар наставнице отдашь, как она из полей да лесов вернутся. А нечисть, что под окнами вьется, страшно это. Хоть вон Лешего нашего доброго дедушку обижать да негоже, но все же не людская у них мораль, навредить не всегда хотят, да как на деле выходит... А раздор да разлад, ненависть да завсить всюду нечистого привлекает. Вот и плохо, что я на Лусью-пустомелю злюсь. Вот ветер дует, жернова раздувает, да лопости мельницы крутит, да не злится на ветер никто. Да и права Лусья в чем-то, хоть и заневестилась я, да все отрок-отроком выгляжу, девицей не назовешь, да конопата, а что за жених к травнице женихаться пойдет, то одной Божине ведома. А быть может то и вовсе ненашенский будет, да и будет ли, вот наставница всю жизнь в бобылихах прожила... — тяжко вздохнула Ладушка, за чая отпила, о своем думая. — Да вот не доно никому, кто под дланью Божини ходит, когда срок его выйдет. Да вроде, посчитай, братец старший меня любит, из дому не прогонит, да и матушке браться да сватья в случае чего вдовий дом подсобят соорудить, а я к наставнице на порог тогда проситься пойду, быть может и не прогонит... Да хватит о думах тяжких, давай о травах.
Ладушка окинула взглядом все хозяйство, да начала неспешно.
— По весне, почитай внезапно, до черемуховго цвета, морозы ударили, вишня не уродилась, хотя листоов дала дюже много, а вот черемуха цвела обильно, и цвет черемухов, и ягоды на славу удалось собрать, как и дубовый, а вот первоцветы, что лишь снег сойти успевает, цветут, не уродились. Просила наставница на ярмарке, коль удастся, пару фунтов закупить, хоть и запасы старые есть. Затем травы шли хорошо, не жарко же и не доджливо было, дождей в меру, до середины третьей луны, когда дожди пошли. Липа, липовый цвет да плоды, да мед липовый, не удались в сей год. Да малина, червивилась, а вот земляники, что листов да ягод, и насушили, и замочили, и с медом приварили, да товарки ее черной ягоды не менее.  До Лиита, почитай, не удались травы сезонные, подгнивали, влагой перепитавшись, зато грибов много уродилось. А дальше почитай до сихпор травы славные. Разве что рогоз тонковат, да не весь пригоден, в остальном же чудный на травы год, Ясминушка.

Видела Ладушка, что речи ее дюже не к месту пришлись: смутилась Ясминушка, аки дитятко мало. Да только Лада взять в толк не могла, что такого в речах ейных. Ведь каждому ведомо, что под дланью Божини рожденым след пару искать да гнездо вить. Вот даже птахи по весне так чудно поют, а затем вместе, по щепочке, гнездо свивают, что ивологи, да даже враньи и те свои гнезда, аки шапки, на березах вьют. Но то дело младое, придет и Ясминушке весна, верила в это Мирушка.
— Коренья не все собирали, не все вершки да корешки в лекарстве полезны, вот и не все их собираем. Не каждое же растеньице, подобно чистотелу, что от вершков с желтыми цветами, до корешков, дюже полезно... Но наставницу спросить надобно, аль что лишнего набрали, про запас. Не знаю я, Ясенька, я больше про травы целебные, да про те, что некогда своей красотой, несмотря на опасность, меня привлекали. По что Лютики люблю, а нет, нельзя из них ни венков вить, ни букетов собирать. Не даром в просторечье куриной слепотой кличут, а горецвет... По что имя говорящее, но по весне как солнышко расцветает...
Затем, чуть задумавшись, Лада головой качнула, а затем и к чарочке приложилась, чаю отпивая. Иван-чай в этом году и впрямь удался, в меру прян, да в меру сладок, а цвел как! Аж собирать жалко было то озеро малое из пурпурных цветов. Но иначе бы вкуса не было, а сейчас то озеро в чарочки свой аромат отдает.
— Но за сытым Котом всегда Лось приходит. А каким он будет не дано предугадать. Ведь лось в лесу и старым мудрым красавцем быть может, и шаловливым лосенком. А может и рогами до смерти забодать, коль не так поступишь. Но все же любой год хорош, всему свой черед. Снег бы ко времени лег, да и сошел бы не рано, чтоб травы да Землица-матушка под его одеялом отдохнуть да сил новых набраться успели бы...
Ладушка к себе меду подвинула, что пасечник с трав луговых собрал, да ложку к него запустила, золотого лета да трав чудных цветенье набирая. Летом всегда мед пахнул, жаром да цветом солнечным.
— Еще пару зим да назовут перестарком, многие девицы зим в пятнадцать отчий дом покидают, в новый дом хозяюшкой аль помощницей входя... А ты же знаешь, Ясенька, как наши девицы на язык злы бывают, аж плакать хочется. Откуда столько зла в людях да копится? Не на благо это, Ясминушка, не на благо...
Лишь о гадании заслышивши, Ладушка загорелась да подобралась вся. Гадание, то ж таинство, людям не доступное, только чаровницы да жрицы Божинены, сим таинством владели. Травницам это таинство не доступно было.
— Спасибо, Ясминушка. Конечно, приду, коль позволишь! Принести с собой чего особенного, аль нет?

Ладушка тоже чай допила, с жалостью смотря на то, как чарка свое дно показывает. Как лето, что уже ушло, отступив, сменившись ветрами холодными да скорым снегом и метелями. Знала девица, что не все травы, что ведьмам надобны, травником в прок будут, знала и то, что что-то в лишку они с наставницей собирали, сразу, как бабка Ясминки Богине душу отдала, почитай и начали. Но что, зачем и почем, для какого спросу все это Ладушке не ведомо было. Да и не интересовалась она почитай делами ведьминскими, как и делами жреческими, а какую травку и жрице забежать да занести, то ведь Ладе не в тягость: ноги молодые, да руки еще к труду приученные. Не белы, почитай, как у купечьих дочек. Про то, что некогда пойдут и к ней за травами Лада знала, да не задумывалась, ведь все это дела лет грядущих, а сплетни и сутолоки, что жалят аки осиный рой, сейчас вокруг кружат да беспокоят.
— Верю, Ясминушка, что они опосля все вспомнят, да и я не забуду, но вот только когда те годы придут, а пока слова, слова ведь часто побольнее меча ранят, Яська. А мы, травницы, мягче, не так в горниле закалены, как вы, ведьмы, не как жрицы, что не каждое слово человеческое слышат. Не даром имя наставницы Любушка, не помнит она имени, отцом да матерью данное, только привзаньем оставленное. Люба наставница во всем, и травам люба, и людям, хоть и злословят те, да кольчугу супротив тех слов она надеть сумела. Не найду пока я той кольчуги, что от стрел слов меня защитит, и скоро ли найду, не ведомо мне то, Ясенька.
Поставила Ладушка чарочку на стол, да опять по хозяйству захлопотала, со стола лишку убирая и опять травы доставая.
— Ясенька, почитай из нашенских молодцов кто есть? Не за Фролку же пастуха девицам мечтать выйти, аль за Прошку-пустомелю... Но коль не передумаешь вечер приду, — задумчиво Лада на травы посмотрела, не гоже без дара приходить, аль что сгодится из того, что сама Мирушка с избытком собирала, что и ведьме в хозяйстве пригодится... — Послушай, не плетень ли скрипнул, наставница, кажись, возвращается, вот и поговорите...